(09. 04. 1914 – 30. 03. 2004)

В войну работала учительницей в г. Зима.
Из воспоминаний Елизаветы Антоновны: «...Настала Великая Отечественная война в 1941 году. Дали карточки на хлеб, на сахар, на масло. В одной бумажке напечатано, несколько месяцев было. Но ни разу не получили сахар и масло, потом их не стали печатать. А хлеб давали бесперебойно на служащих 400 грамм, на детей и иждивенцев, например, родители 30 грамм, на тяжёлых работах, например, машинистам железной дороги, шахтёрам 600 грамм на день. Мы были рада этому, что хоть эти граммы, но обязательно получим каждый день. Было разрешено получать, например, на контору, на  коллектив школы. Находили хороших женщин пенсионерок, которым слаживался коллектив  и платил за то, что бы сходили, получили наш паёк по карточке. Подшивали карточки и ей сдавали. Случая у нас такого в коллективе  не было, что бы она теряла хлебные карточки. Вот так переживали войну. Конечно, мы садили картофель, капусту и другие овощи, мы даже для себя садили турнепс.  Мама держала корову всю войну. Был жив дед Сергей, мамин отец, он уж очень старый был, но научил мальчишек Кешу, Петю косить. Вот они по болоту, да так, где в лесу подкосят сена, да соломы купим за очень высокую цену и держим корову. В войну с седьмого класса взял в свою команду охотников директор Лесхоза. Команда состояла из двенадцати человек. В неё входила милиция, военкомат, райком, райсполком. Капитан был директор Лесхоза Тарасов, о котором я уже упоминала. Мой средний брат Кеша был друг Кости, сына Тарасова. Тарасов Костино ружьё, очень хорошее, почти подарил Кеше. Он взял не доброго за него, наверное,  по государственной  цене.   Знал, что у нас семья большая, и мы в большой нужде живём. Мама вдова, папа умер в 1936 году, мой муж Прокопий Александрович на войне, старший брат Георгий на войне. У меня двое  детей и три брата, все дети маленькие. Но вот хоть много охотников в команде, но не все стрелять умели, а мясо забитое другими умели куш брать хорошо. Кеша оказался лучшим стрелком в команде, если командир подстрелит два козла, а Кеша четыре. И почти всё время так, а делили всё поровну. Только отдавали тому, кто убил лишнее, это рожки да ножки, шкуру, но ещё если лёгкие, а печень там на огне поджарят и съедят сразу. Вот так нам помогал Кеша. И этот директор Кеше выделял из полосы отчуждения, Лес.хоз. земли покос на воз, на два. Вот так и пробивались. Но я ещё напомню, что с 1930 по 1941, за исключением 1937 голодовка была ещё страшнее, чем во время войны этот десяток лет. Мама иногда покупала не сказать, что за продукт, он состоял из всяких отрубей, вместе смешанные: репные и пшеничные, и чего там ещё не было, даже мякина была. Делали колобки небольшие, они  разваливались, были горькие, но ели, набивали желудки, чем попало. После войны, в 1947 году отменила карточки, стали давать по спискам хлеб. Тоже огромные очереди, на семью давали булку...»